Екатерина Образцова. Мой дед был человеком с легким сердцем

В нашей семье дружили все — бывшие и настоящие мужья и их жены. Его брат, к примеру, был женат на пианистке из дедушкиного театра, у них родился сын. Потом он развелся, женился на другой, а пианистка вышла замуж за Евгения Вениаминовича Сперанского, актера и автора пьес театра Образцова. И все считались членами семьи Образцовых, общались, встречались за общим столом, и никто никогда не выяснял отношений. Недавно, разбирая дедушкины книги и рукописи, я наткнулась на длинные списки — 150 фамилий в столбик — родных, друзей и знакомых, которым дедушка считал нужным привезти из поездок подарки и сувениры. — Екатерина Михайловна, чем вы занимались до того, как стали художественным руководителем Кукольного театра имени Образцова? — Давайте начнем с того, что я выросла в семье творческих родителей.



Мой отец, Михаил Васильевич Артемьев, работал главным художником театра кукол, но не дедушкиного, а того, что на Спартаковской улице. Мама, Наталья Сергеевна, — актриса, работала у деда. Всему миру известна коронная фраза Шахерезады Степановны из «Необыкновенного концерта», произнесенная маминым голосом: «Я готова». Она, заслуженная артистка России, стояла у истоков телепередачи «Спокойной ночи, малыши» — играла зайца Тепу. Родители расстались, когда я была еще маленькая. При разводе решили: чтобы никому не было обидно, у меня всего должно быть поровну. Поэтому имя у меня собственное, отчество — папино, а фамилия — мамина. Еще в школе я занималась в театральной студии при ВТО, которую вела дочь Михоэлса Нина Соломоновна. Однажды она сказала: «Тебе, Катя, лучше не актрисой быть, а режиссером». Я закончила Щукинское училище и получила диплом театрального режиссера. Работала в драматическом театре как режиссер и как актриса, снималась в кино. На «Союзмультфильме» сняла больше десяти фильмов, некоторые из них и теперь довольно часто показывают по телевидению — мультипликационный сборник «Веселая карусель № 19», где идут мои «Качели», а еще «Куплю привидение», «Клетка», «Страна слепых» — сложный анимационный фильм из двух частей. Когда не стало дедушки, меня позвали на работу в Театр кукол. Здесь я поставила спектакль «Великий пересмешник», посвященный Сергею Владимировичу Образцову, а также «Пиковую даму» и «Братца Кролика». — Понятно, что профессии детей и внуков Образцова априори связаны с куклами, со сценой. А жена Сергея Владимировича имела какое-то отношение к театру? — С театром связали жизнь только мама и я. А дедушкин сын Алексей, старший брат моей мамы, стал архитектором, его дети и внуки тоже никакого отношения к театру не имеют. У дедушки было две жены. С первой из них, моей родной бабушкой Софьей Семеновной, он познакомился в 1919 году в детском доме «Улей», на Преображенской площади. Дедушка, тогда студент Вхутемаса, давал детям уроки рисования, а бабушка работала в «Улье» воспитательницей и учительницей. Летом детдом выезжал на дачу в Перхушково. В тот год дедушке исполнилось восемнадцать, бабушка была старше его лет на пять. У них почти сразу возникли друг к другу очень нежные чувства. Дедушка вспоминал, что однажды осенью дети и взрослые «Улья» возвращались из Перхушкова. Приехали на московский Александровский вокзал ночным поездом, поэтому добраться до своего дома на Преображенке не смогли. Решили дожидаться утра на вокзале. Разлеглись по лавкам и уснули, а дедушка дежурил: время от времени обходил ряды — следил, чтобы не пропали вещи. Его обход каждый раз заканчивался возле скамейки, на которой сидя дремала Софья Семеновна, уткнувшись лицом в поднятый воротник старенькой кроличьей черной курточки. Дедушка останавливался и тихонько целовал ее в макушку. Он имел на это полное право, потому что в ту пору Софья Семеновна уже дала согласие стать его женой. Через год после свадьбы у Образцовых родился Алеша. Сергей Владимирович был очень молодым отцом, ему только исполнилось девятнадцать, но он как-то очень по-взрослому, ответственно относился к семье. Представляете, успевал все — учился во Вхутемасе, помогал жене по дому, делал покупки, занимался с сыном! При этом еще поступил в Музыкальную студию МХАТа (теперь это Музыкальный театр имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко), потому что все говорили, что у дедушки великолепный тенор. На приемных экзаменах присутствовал сам Немирович-Данченко. На втором туре, когда дедушка прочитал стихи, Немирович, сощурившись, спросил: «Сколько вам годов?» Похоже, он намекал, что дедушка слишком молод по сравнению с остальными поступающими. От сильного волнения дедушка выпалил: «Мне двадцать один лет». Вся комиссия рассмеялась, а Немирович-Данченко говорит: «Почему вы смеетесь? Правильно ответил! Я ему сказал «годов», а он говорит «лет». Он меня поправил». И дедушку приняли в студию. Он был абсолютно счастлив. После первого спектакля по традиции устроили артистический вечер в фойе театра. Дедушка, здороваясь, старательно целовал дамам руки. Наконец подошел к Яблочкиной, актрисе Малого театра, почтительно склонился, поднес руку к губам, а когда поднимал голову, неожиданно сильно ударил Александру Александровну затылком по подбородку. В то время он еще не знал, что, если молодой человек прикладывается к руке пожилой женщины, она в это время обязательно целует его в макушку. Вскоре в составе студии МХАТа дедушка почти на год уехал в США. То были знаменитые первые заокеанские гастроли студии Немировича-Данченко. Жена с маленьким сыном и родители приехали в Ленинград, чтобы проводить дедушку — он отплывал на корабле через Балтику в Германию, а оттуда в Америку. Прощаясь, бабушка сказала ему: «Сережа, у вас там молодые актрисы... Если у тебя с кем-нибудь случится роман, ты уж не очень убивайся». А тот уверенно ответил: «Не бойся, ничего не случится». Дедушка говорил мне, что в то время, почти год находясь в замкнутом кругу красивейших актрис, он ни разу не пытался изменить жене, постоянно думал о ней и сыне и каждый день писал письма. И она ему ежедневно отвечала. С Софьей Семеновной дедушка прожил семь лет. Она умерла в 1928 году, через несколько дней после рождения моей мамы. Именно в тот день, когда бабушки не стало, дедушка, который вообще никогда не брал в рот сигарету, закурил. С тех самых пор курил он долго и много. В пору дедушкиной молодости выпускали сигареты по десять штук в пачке — вот таких пачек ему нужно было десять на день. Дедушка смолил непрерывно, одну сигарету тушил о каблук, а другую тут же прикуривал. Расстался с сигаретами он после Великой Отечественной: у него на языке появилась какая-то язвочка, и врачи его напугали, сказав, что, если не бросит курить, язык придется отрезать. Дедушка всегда вспоминал первую жену с большой любовью, рассказывал трогательные эпизоды из их недолгой совместной жизни. Например, как-то ночью он проснулся и видит — бабушка сидит за столом и ест. Его поразило не то, что это было среди ночи, а как она это делала — так аккуратно и красиво, будто на нее в это время смотрели сто человек. Я думаю, что дедушка любил Софью Семеновну всю жизнь. Уже после его смерти я открыла крышку рабочего секретера и прямо-таки вздрогнула от неожиданности — из глубины на меня смотрела бабушка. Оказывается, ее большая фотография была всегда перед его глазами. Дедушка остался вдовцом с шестилетним сыном и грудной дочерью на руках. А спустя пять лет женился во второй раз. С Ольгой Александровной Шагановой они познакомились на гастролях второго МХАТа в Донбассе. В репертуаре труппы актеров, куда входил дедушка, был спектакль «Хижина дяди Тома». Там по ходу пьесы появлялась собака — серая догиня Муза, которая в спектакле со страшным лаем прыгает из окна в погоне за неграми. Хозяйкой собаки и была молодая актриса Ольга Шаганова. Труппа ездила из города в город, артисты жили в гостиницах или на частных квартирах. Дедушка с Шагановой встречались только на спектаклях и не обращали внимания друг на друга. Вдруг в Макеевке всех расселили, а им двоим но- чему-то не хватило места. Вечером сидят они втроем — дедушка, Ольга Александровна и догиня Муза — на лавочке, не знают, что делать. Тут пришел администратор: «Если хотите, я могу вас втроем поселить в цирковой парикмахерской. Она сейчас пустует. Я приказал там пол вымыть и ковер постелить. Вы, Ольга Александровна, разместитесь в отделении, где салфетки приготовляют, а вы, Сергей Владимирович, — где стригут». Вот так с легкой руки администратора они оказались под одной крышей. В Москву вернулись уже мужем и женой и прожили вместе более полувека. Своей квартиры у дедушки не было, поэтому с новой женой, сыном, дочкой и няней он поселился в квартире своего отца — известного инженера-железнодорожника академика Владимира Николаевича Образцова. Именно в его честь, а совсем не в честь дедушки названа улица в Москве. И Институт инженеров железнодорожного транспорта в Петербурге, кстати, тоже носит имя моего прадедушки. Так вот, в прадедушкиной квартире, куда приехал дедушка с молодой женой, сыном и дочкой, в то время проживали его родители и их сын, дедушкин младший брат, с женой и сыном. Представляете? Десять человек в одной квартире! И все жили дружно, одной семьей. Конечно, внуки скакали по головам, не давая никому спокойно ни работать, ни отдыхать. Узурпировали даже рабочий кабинет академика Образцова. Правда, он не протестовал, говорил, что может работать хоть на краешке кухонного стола. Но все же дедушка решил, что пора ему похлопотать о жилье для семьи. Все лето он работал в Ленинграде на открытых площадках, наконец накопил денег и дал объявление в газету — куплю пай в жилищном кооперативе. Пришел агент, назначил встречу в конторе, куда дедушка, кроме своего паспорта и справки из домоуправления, должен был принести взнос — две с половиной тысячи рублей. В назначенный день Образцов принес деньги в контору, передал их агенту, а тот велел подождать в коридоре. Дедушка ждал два с половиной часа, пока не догадался заглянуть в дверь, в которую вошел агент, — оказалось, в кабинете-тамбуре был запасной выход. В общем, дедушку наглым образом обманули. Контора оказалась липовой однодневкой. Домой он пришел совершенно убитый горем — ни денег, ни квартиры, а самое горькое — в людях разочаровался. Жена его успокоила: «Бог с ними, с деньгами. Хорошо, что самого не убили». — Квартирный вопрос семьи Образцова как-то разрешился? — В 1938 году дедушка получил квартиру в Глинищевском переулке, где сейчас его музей. А когда началась Великая Отечественная и фашистские самолеты стали бомбить Москву, дедушка защищал свой дом — дежурил на крыше, тушил зажигалки. В те дни он записал в дневнике: «Я смотрю на кружащие над Москвой самолеты и думаю: кто они, эти летчики, бросающие на нас смерть? Неужели это те самые веселые белобрысые добрые немецкие мальчишки, с которыми я играл на бульваре Шарлоттенбурга? Им тогда было пять-шесть-семь лет. Прошло с тех пор шестнадцать. Значит, это они». Дело в том, что в начале 30-х годов дедушка был на гастролях в Германии и смешил на улицах немецких детей своей любимой тогда куклой-негром. На фронт дедушка поехал из Новосибирска, где группа актеров создала концертную бригаду. Линия фронта проходила под Малоярославцем, совсем недалеко от Москвы. Один из первых концертов бригада дала для бойцов танкового корпуса. Дедушка вспоминал, что они выехали из Москвы на грузовике. Мимо мелькали деревни, от которых остались только столбы печных труб. Вскоре водитель остановил машину среди поля спелой ржи и объявил: «Слезайте, приехали». Значит, это фронт. Танкисты сидели прямо на траве, на круглой поляне среди елового леса. Ширму артисты установили на другой стороне поляны. Сначала сыграли оперетту Теплицкого — танкистам особенно понравились поющие немецкие кошки. Потом показали сценку, как Муссолини заказывал Гитлеру на обед кавказский шашлык. Гитлер послал адъютанта, тот вернулся весь перебинтованный. Гитлер спрашивает: «Что это у тебя в руке?» — «Это от шашлыка палочка». — «А шашлык где?» — «А шашлык они, русские, себе оставили». Опять очень радовались танкисты. Потом показали заседание в рейхсканцелярии. Гитлер — немецкая овчарка с усиками — делал доклад собачьей своре. Очень темпераментно лаял и рычал, а вся свора подобострастно повизгивала. И тут неожиданно в небе со страшным грохотом пронесся наш истребитель. Артист Семен Соломонович Самодур, игравший собаку-Гитлера, не растерялся — поднял голову, проводил взглядом советский самолет и, когда тот скрылся за деревьями, почесал лапой в затылке. А кто-то из солдат крикнул: «Что, не нравится?» И тогда раздался такой хохот, которого, как признался дедушка, он никогда в жизни не слышал. После концерта к артистам подошел генерал со словами: «Большое вам спасибо. Завтра бой, а сегодня благодаря вам солдаты будут хорошо спать. Отдохнуть перед сражением — очень важно». Спустя несколько лет после войны дедушке со своим театром предстояло отправиться на гастроли в Германию. Он очень противился: «Не хочу ехать в Берлин! К тем самым немцам, которые кидали бомбы на наши города. К тем, от которых в ленинградскую блокаду погибло столько ни в чем не повинных людей! Не поеду». Чиновники уговаривали дедушку, объясняли, что его труппа поедет не в Западный Берлин, а в Восточный, что театр кукол там очень ждут, что будет замечательный прием. И дедушке, которому страшно не хотелось, поехать все-таки пришлось. На вокзале его и других артистов встретили цветами и улыбками. «Это еще ничего не доказывает. Улыбаться и врагу можно, если надо. Если велят», — бубнил себе под нос дедушка. В Берлине и Дрездене они играли свой «Необыкновенный концерт». Дед, стоя за кулисами, слышал искренний хохот в зрительном зале и думал: «Надо же, как будто принимают... Настоящий веселый хохот. Странно. Вот плакать неискренно можно, а вот чтобы весь зал неискренно смеялся... Значит, не враги здесь сидят». После спектакля за кулисы пришел какой-то немец, представился театральным портным и стал умолять дедушку прийти к нему в гости на чашку чая. Дедушку поразило, что восьмилетняя дочка портного встретила его в штыки, смотрела так колюче, будто самый страшный враг перед ней. Именно в тот момент дедушка понял, что надо было ехать к немцам именно ради вот этой девочки, которая пять лет из своих восьми слышала только то, что русские — враги.

Дата размещения: 10-11-2019, 16:39