Целую минуту я был актером...

Вначале все это походило на игру. Необычную, интересную, в меру веселую. Нечто похожее на беспокойство впервые ощутил, наблюдая, с какой тщательностью, даже дотошностью обряжали меня художник по костюмам Нина Кузьминична Чернышева и ее помощницы. Казалось, все готово—черный костюм инженера-путейца подогнан словно в ателье «люкс».

Целую минуту я был актером...


Нина Кузьминична еще долго кружила вокруг меня, удовлетворенно кивая головой (довольна?), и неожиданно потребовала заменить белые пуговицы на желтые, подыскать другой галстук и перешить форменные петлички... Заменили, подыскали, перешили. Можно идти? Посмотрел в глаза художницы и содрогнулся: столько в них отразилось муки, страдания. Но голос Нины Кузьминичны был тверд, как армейская команда:
— Ботинки!
Да. на мне современные туфли чехословацкого производства, но они же не попадут в кадр?!
— При чем тут кадр! Не в этом дело.—терпеливо объясняет художник.—Вам же легче в образ войти, когда все настоящее, без подделок. И часы ваши камера не захватит, но их тоже придется снять.
— Педант известный,—посочувствовал мне актер, одевавшийся рядом.—Подворотничок на гимнастерке не так пришит, может съемку остановить.
— Зато мы гарантированы от «накладок»,—заступился за Чернышеву консультант фильма доктор исторических наук Е. Г. Гимпельсон.
...— Кто повезет актера?—Это голос ассистента режиссера.—Звонили со съемочной площадки, требуют инженера-путейца.
«Актер»—это я, «инженер-путеец»—тоже. Точнее, моя роль в картине. Чувствую, ноги напиваются свинцом. Подхожу к студийному микроавтобусу. Еле втискиваюсь в салон, в «уазике» уже разместились осветители, гримеры, актеры, а пол заставлен тяжеленными ящиками и коробками. Понимаю: шутки кончились. Теперь от меня ждут работы, доселе для меня неведомой...
В актеры я попал случайно, во всяком случае, очередное редакционное задание не предусматривало перемены профессии и формулировалось привычно: репортаж со съемок картины Центральной киностудии детских и юношеских фильмов имени М. Горького «Господин гимназист» по повести Л. Ленча «Черные погоны» (автор сценария В.Спирина, режиссер Ю. Борецкий). Репортаж был опубликован в 6-м номере журнала за нынешний год. Фильм о том, как пятнадцатилетний гимназист Игорь Ступин (его играет школьник Ян Пузыревский) за несколько дней января 1920 года пережил детскую любовь и разочаровался в ней. совершил трудное по тем временам путешествие в Ростов, волею обстоятельств оказался среди участников похода белогвардейцев-марковцев, помог подпольщикам-большевикам... Недолгого этого времени хватило юноше, чтобы сделать жизненный выбор он, сын генерала, придет в революцию...
Так вот. Однажды я поделился с режиссером-постановщиком Юрием Александровичем Борецким идевй сняться в массовой сцене, чтобы написать репортаж с новой для меня позиции—глазами участника действия. Честно предупредил, что никакого актерского опыта не имею. Если не считать проб у В. Ордынского в его картине «Через все годы». Но в том случае режиссер абсолютно ничем не рисковал. В роли, на которую я пробовался, уже был утвержден Л. Куравлев. Юрий Александрович, внимательно выслушав меня, проговорил:
— Будет возможность, сниму.
Вскоре группа уехала в длительную экспедицию в Калугу, и режиссеру, я понимал, конечно же было не до журналистских экспериментов. Но раздался телефонный звонок:
— Здравствуйте, это Борецкий. Говорю из Калуги. Через неделю возвращаемся в Москву. По техническим причинам надо переснять сцену «Ревком». Предлагаю
роль в эпизоде инженер-путеец.
И короткие гудки в трубке. Вот так раз! Ведь мои актерские претензии не шли дальше участия в массовке! А тут инженер-путеец по имени Александр Васильевич, пусть эпизодическая, но ведь роль. Кроме того... Но я оставил эти вопросы до личной встречи с Борецким. Вскоре она состоялась, и первый вопрос Юрия Александровича меня несколько удивил:
— Придумали биографию своему герою? Нет? Попробуем сделать вместе.
— Давайте. Пусть анкету заполнит. С графой «чем занимался до революции?».
Борецкий тона не принял. И мы больше часа занимались биографией Александра Васильевича. Схематично она стала выглядеть так: интеллигент в первом поколении, ему близки интересы рабочих, и он становится членом Ревкома, одним из организаторов восстания в тылу белогвардейцев... Наконец я взмолился:
— Помилуйте, для чего ему биография в двадцать раз длиннее экранной жизни? Фильм ведь называется не «Господин инженер».
— Думаете, увлеклись? Вообще-то биография, даже придуманная помимо сценария, дает возможность актеру понять логику поступков героя. А нам поможет определить жесты инженера. Вот Александр Васильевич уходит с заседания Ревкома и берет револьвер. Он. глубоко гражданский человек, должен взять его неумело, неловко. Он ведь не проходил солдатскую службу, не участвовал в боевой дружине.
Сейчас, спустя время, могу оценить и значение моего персонажа в фильме, и свой личный вклад в картину. Как известно, роли делятся на главные, просто роли, эпизодические... Но есть и такие, как моя. Александр Васильевич появляется в эпизоде заседания Ревкома. В нем участвуют: Вадим Николаевич (известный актер Александр Голобородько), юный Федор (школьник Дима Замулин), Рабочий (Николай Погодин). Кто-то в этой сцене должен прочесть проект воззвания. Этот «кто-то»—мой Александр Васильевич. Он читает документ (даже текст заучивать не надо!) и затем должен пройти вдоль рояля. Надо полагать, что уникальная простота роли и побудила режиссера предложить ее мне. Его эксперимент ничем не грозил фильму.
Все это я прекрасно понимал. Но странное дело, мое участие в картине стало чудиться мне важным событием кинематографа. Дома я репетировал каждый свой шаг, тем более что шагов мне было доверено всего несколько.
Я не хотел подвести создателей фильма. Как раз накануне Борецкий и оператор Александр Масс на моих глазах скрупулезно подсчитывали каждый метр пленки, чтобы не допустить ее перерасход. Я волновался хорошим творческим волнением. А когда автобус подкатил к школе №59, «игравшей» роль гимназии, я уже недобрым словом поминал свою самодеятельность...
— Не заболели?—участливо спросил Юрий Александрович.
— Здоров.
— Успокойтесь, не думайте о роли, тут ничего не
требуется. Играйте себя в ситуации Александра Васильевича.
И вот я иду вдоль рояля, громко читая текст. Думаю: наверное, неплохо выгляжу со стороны.
— Стоп!—командует Борецкий. Он смеется:
— Куда пошел? Чуть «диг» не свалил. Держись у рояля.
Прервал он и следующую попытку:
— Рояль не хватай. Чувствуй его бедром...
— Стоп!
Что я еще натворил? Оказывается, теперь не я. Борецкий о чем-то говорит с актером, а Александр Масс подзывает меня к своей камере:
— Становись сюда. Смотри в глазок: я пройду вместо тебя.
Оператор идет, вижу; сделай он лишний шаг в сторону—и выпадает из поля зрения объектива. Было еще две репетиции. Наконец, режиссер сказал: «Можно снимать», подошел ко мне, шепнул: «Все в порядке».
Самую большую помощь оказал мне Александр Голобородько. Не советом—своей игрой.
«Дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошел Вадим Николаевич. Черты его лица обострились. Глаза лихорадочно блестели.
— Есть верные сведения, они бросили на нас марковский полк».
Это отрывок из сценария, часть нашего эпизода. Привел я его, чтобы сказать несколько слов о Голобородько. Он распахивает дверь, входит стремительно в комнату. Глаза блестят, черты лица обострились... Все. как в сценарии, все. как в жизни. И рядом с ним по-настоящему начинаешь ощущать трагический конец восстания в маленьком городе, готовность людей бороться, отстоять революцию, умереть, если потребуется...
И я, инженер-путеец, загипнотизированный взглядом Вадима Николаевича, беру револьвер, чтобы выполнить его приказ.
— Все. ты «отстрелялся»—попрощался со мной Борецкий.
...Не садился писать репортаж, пока не позвонил Юрию Александровичу и не услышал от него:
— Проявились, порядок.
Поехал на студию, посмотрел отснятый материал. И плечи мои постепенно стали распрямляться. Потянуло поделиться своими впечатлениями, а может быть, и творческими планами. Но репортеры не спешили засыпать меня вопросами, и тогда я взял у себя интервью сам.
— Понравился себе на экране?
— Вполне.
— Еще стал бы сниматься?
— Непременно. Очень хочется. К сожалению, об этом не знают режиссеры.
— Что больше всего понравилось на съемках?
— Дух экспериментаторства. Эксперимент, в котором я участвовал, займет в картине чуть больше минуты экранного времени. А сколько впечатлений!

Дата размещения: 13-11-2019, 12:12
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.